няя
трава растет по берегам, а берега все выше и выше; теперь это уже скалистые
утесы. Еще немного - и впереди все белеет от рыхлого глубокого снега.
Крупные снежинки слежались, они похожи скорее на белые лепестки каких-то
цветов... Теперь зеленоволосые идут уверенней. За грядою гор видны столбы
дыма.
С хребта открылся вид на широкую долину. Сотни костров пылают под черными
котлами; тысячи людей рубят высушенные красные плоды сверкающими ножами,
бросают крошево в котлы, где оно, чадя, сгорает. А невдалеке ждет группа
воинов с желтыми чашами. Позади нетерпеливо переминаются на утоптанном снегу
продрогшие слоны.
Странные лица у работающих. Старые и молодые, но одинаково изможденные и
озлобленные, с нелепо закрученными волосами... Спины их изрублены плетью.
Вот один из надсмотрщиков обходит костры в сопровождении высокого худого
воина. Рабы бросают в желтую чашу : крупинки светящейся массы из чанов. Воин
брезгливо, с опаской отворачивается, держит чашу на вытянутых руках, как
будто боится обжечься.
Но бросились вперед зеленоволосые, и забурлила долина. Кто-то перевернул
котел, и он, прочертив извилистую линию на снегу, покатился к откосу и,
гремя по камням, полетел вниз. Несколько прокопченных жилистых рук схватили
надсмотрщика, вырвали у него из рук плетку и швырнули его в костер. Воины
вскочили на слонов и врезались в толпу рабочих. Кто-то, погрузив в кипящий
котел руки, захватил горсть синей жидкости и плеснул в глаза слону, и теперь
ослепленный слон несся к обрыву вместе с воином, а рабочий, погрузив руки по
плечи в сугроб, дико кричал от боли и счастья.
Все больше зеленоволосых рубится в долине, и воины охраны начинают
отступать. Вот горящим факелом бежит по склону вырвавшийся из рук рабочих
надсмотрщик. За ним бросаются вдогонку, но слишком силен страх, и расстояние
между ним и преследователями все увеличивается. А там, вдали, на красном как
кровь утесе, дрожат в желтых скорлупках синие огоньки, все то. что было
сделано раньше и хранилось для армии.
Руки надсмотрщика стремительно протянулись к чашам, торопливо соединили
их вместе, прибавили еще горсть и еще - и вновь взрыв!.. На вершине горы
вырос желтый гриб... Сумрачное лицо рыжего полководца заслонило все. Потом
появились его жилистые руки с короткими пальцами, он сжал их в кулаке, будто
хотел удержать власть, славу, победу. Его взгляд был, растерян, глаза
бессмысленны.
Взрывы и вопли, кровь и напряженные в последней схватке руки сменил мир.
Тишина... Море, сверкающее в закатных лучах зеленым и синим огнем, застыло
вокруг. Шумели высокие деревья у берега, и множество людей бродило между
ними, шестами сбивая красные плоды. Мир царил кругом, и на берегу моря,
медленно перебирая струны искалеченными пальцами, сидел человек с
зеленовато-седой шапкой волос; рыжий мальчонка, раскрыв рот, слушал певца, а
певец то пел, то говорил - то грозное и тревожное, то веселое и удалое, и,
казалось, смотрел куда-то вдаль невидящими глазами.
Человек прикоснулся к кубику, и как бы нехотя растворились очертания моря
и береговых скал, уступив место нехитрой обстановке кабинета начальника
милиции.
ВРЕМЕННОЕ УДОСТОВЕРЕНИЕ
Некоторое время в кабинете было тихо: все сидели неподвижно и молчали.
- Ладно, - сказал начальник отделения и подошел к сейфу. Он достал бланк
временного удостоверения; с минуту поколебался. - Ладно... Сейчас заполним
этот бланк, фотокарточку кто-нибудь из вас принесет завтра. Принесите,
пожалуйста, вы. (Дмитрий Дмитриевич кивнул.) Кстати, мне нужно будет с вами
поговорить. Удостоверение будет действительно на один месяц.
Начальник отделения аккуратно обмакнул перо в высокую бутылочку с черными
чернилами, посмотрел на Человека и спросил:
- Фамилия? Ваша фамилия, имя, отчество? .
- У меня нет имени, - ответил Человек.
- Мы называем его "Человек", - быстро сказал Коля, - и он откликается.
- Так и запишем, - начальник отделения четко написал на бланке:
"Человек". - Когда вы родились? Человек ответил уверенно:
- Это невозможно определить.
- А мы попробуем. Если вы укажете год своего рождения, то мы прибавим
время, которое вы летели к нам, и получим ваш возраст.
- У нас совсем другой принцип летосчисления. Наиболее современная система
считает периоды времени с того дня, когда мы изменили наклон оси вращения
своей планеты. Меня изгнали через...
- Вас изгнали? - быстро спросил Дмитрий Дмитриевич.
- Изгнали, послали в полет... к вам. Ваша речь имеет слишком много
оттенков.
Начальник отделения хмыкнул.
- Ну хорошо. Так в каком году произошло это ваше... то есть когда вы
вылетели?
- Мне лучше написать. - Человек взял карандаш и написал на обложке желтой
брошюрки: "27 857". Он выписывал цифру за цифрой не торопясь, что-то
обдумывая. - У нас в основе лежит не десять, а ваше шестьдесят, мне пришлось
переводить... Но в нашем году пятьсот шестьдесят один день... Кроме того, у
нас иной ход времени...
- А летели вы сколько времени?
- Не знаю... Вначале я видел только Юпитер, потом появился Сатурн.
Сравнительно недавно, за восемь тысяч оборотов вашей Земли вокруг Солнца, я
смог рассмотреть Плутон. Потом стали приходить первые картины с поверхности
Земли. И я был так увлечен, что перестал считать ее обороты вокруг Солнца.
Теперь я знаю значение многих вещей, но тогда все было загадкой. Вместе с
вашими воинами я учился драться, вместе с вашими женщинами - печь хлеб...
Человек говорил громко, взволнованно. Начальник отделения отложил перо.
Дмитрий Дмитриевич и Коля затаив дыхание жадно слушали, стараясь не
пропустить ни одного слова.
- Я хорошо помню, с чего все началось... Я увидел поле, пустынное,
выжженное лучами вашего светила. Высокие, стройные люди в желтых доспехах
гнали перед собой толпу. Лица воинов ничего не выражали, кроме усталости, и
с тем большим интересом всматривался я в лица пленников. Они шли по
выложенной каменными плитами дороге. Ветер пригибал к земле низкий
кустарник. Я хорошо видел вс„ - день в этом месте вашей планеты только
подходил к концу. Мне было... у меня было, как вы любите говорить, дурное
настроение. Я летел уже тысячи лет, считая даже моими годами, а вокруг
только звезды... До этого ко мне приходили то картины бескрайнего леса, то
тихие озера с играющими на поверхности белокожими рыбами, то волк, прижатый
к земле несколькими копьями... Но эта группа людей на дороге вывела меня из
оцепенения, и с этого момента я смотрел уже не отрываясь, смотрел до боли в
глазах.
Вдоль дороги стояли высокие столбы с прибитыми к ним под прямым углом
досками. Воины хватали пленников одного за другим и, подтянув веревкой к
перекладине, вбивали черные от крови гвозди в ступни ног, а потом... В
общем, это было почти знакомым... Потом длинная тень протянулась через
дорогу - это шел человек. Из ран его - а их было много - сочилась кровь. Он
подошел к одному из столбов и, обхватив его руками, что-то говорил
казненному товарищу, и светлый меч дрожал в его руке...
А спустя два оборота вашей планеты я увидел городи толпы голодных,
полуодетых людей, встречающих криками радости какого-то важного полководца.
Множество воинов окружало его. И сотни связанных людей шли за его свитой, и
каждый из городской толпы старался попасть камнем в такого же оборванного,
как и он сам, пленника или ударить его... Да, вы были очень похожи на нас.
Много я видел картин, но эти, первые, не могу забыть...
- Забыть? - прошептал Коля. - Но ведь вы ничего не забываете!
- Я могу забыть, но вспомнить могу все, все, что видели эти глаза. -
Человек прикоснулся руками к своим глазам.
- Это была расправа с каким-то восстанием рабов... - задумчиво проговорил
Дмитрий Дмитриевич. - Может быть, рабов Спартака...
- Я тоже подумал об этом, - сказал начальник милиции. - Но что же было
дальше?
- Я видел, как на ваших площадях зажигались костры и как всходили на них
люди, еще живые люди, с лицами, то искаженными страхом или безумием, то
застывшими, покорными, безразличными. Другие, одетые в черное, подбрасывали
ветки в костер и деловито подносили к губам сжигаемых металлические
кресты...
Потом я видел человека, привезенного в клетке - Его вывели на квадратный
деревянный помост, и он что-то кричал в притихшую толпу. И видел палача,
который через минуту показывал его мертвую голову... Короткие, отрывистые
видения сменялись непрерывными картинами: я подлетел к Земле. Теперь я мог
видеть и то, что творилось у вас ночью, а ночами ваша Земля пылала в сотнях
мест. В свете огней сверкали вилы, косы, сабли...
А войны! Костры солдатских лагерей, засады в зеленых рощах и кони,
топчущие поля, и вот - совсем недавно - развалины на месте городов, стада
стальных машин, мчащихся по обугленной земле, занесенные снегом окоченевшие
трупы вокруг какого-то разбитого здания. А когда засверкали взрывы атомных
бомб, я понял, что вы на пороге открытий, которые уже перевернули жизнь на
моей планете, сделали ее такой могучей и такой сложной, я ронял, что вы
догоняете нас, и я решил спешить, иначе... иначе я вам уже не был бы нужен.
Мое место здесь, с вами. Я ушел от своих, от своего мира, и принес вам
знание, которого у вас еще нет...
Человек замолчал. Начальник отделения тщательно вписал в графу "Год
рождения" большое латинское "2" и поднял голову.
- Простите, еще один вопрос, - сказал он. - Но мыто что вам дадим? Что
ищете вы у нас? - Дом... - ответил Человек.
РЕНТГЕНОВСКАЯ ПЛЕНКА
Когда Коля, Дмитрий Дмитриевич и Человек вышли из отделения милиции, уже
совсем стемнело. Асфальт был мокрым после дождя.
Впереди шел какой-то человек с ружьем за плечами. Все с любопытством
оборачивались и оглядывались, а когда Коля поравнялся и также с любопытством
взглянул на ружье и патронташ, человек этот издал радостное восклицание:
- Вот это да! Вот так встреча!
- Это же Серафим Яковлевич! - обрадованно закричал Коля. - Ну как вы не
помните? Он с Человеком в одной палате лежал.
- Узнаю, - сказал Дмитрии Дмитриевич.
- Ко мне, сейчас же ко мне! - решительно заговорил Серафим Яковлевич. - Я
ведь тоже неподалеку живу. Это дело отметить нужно, а как же - с
выздоровлением! И охотник как раз сегодня обещал зайти попрощаться.
Охотника-то помнишь, а, человечина? - Серафим Яковлевич хлопнул Человека по
плечу.
Ярко вспыхнули уличные фонари.
- А Борис Федорович ругался, ужас как ругался, - продолжал Серафим
Яковлевич. - Больного прямо из-под носа утащили!
- Борис Федорович меня ругал? - Дмитрий Дмитриевич остановился. - Как я
раньше не подумал, это ужасно! Нужно к нему немедленно сходить...
- Идемте, идемте, - сказал Серафим Яковлевич. - Подумаешь, дело великое!
Да он потом и вовсе успокоился. Я один раз ему напомнил, так он как
закричит: "Не напоминай мне про дурацкие фокусы Дмитрия Дмитриевича!" Я и
стал помалкивать.
- Как неприятно! - сказал Дмитрий Дмитриевич. - Нужно позвонить... нет,
зайти, только самому зайти и все объяснить. Коля, приведешь Человека ко мне,
я уже, наверное, буду дома...
Всю дорогу Дмитрий Дмитриевич мысленно оправдывался перед Борисом
Федоровичем. ^
- Борис Федорович сейчас на операции, его срочно вызвали, - сказала
сестра.
- Когда он освободится, вы передайте ему, что его ждет Михантьев. По
вопросу о Человеке.
- Хорошо. Подождите здесь. Как только окончится операция, я ему скажу.
Минут через двадцать появился Борис Федорович.
- А, крокодилище! Здорово, здорово! - раздался его бодрый голос. - Я уже
все знаю, все знаю...
Они прошли под невысоким сводчатым потолком к выкрашенной белой краской
скамейке, стоявшей у открытого окна.
- Знаете, Борис Федорович, - сказал Дмитрий Дмитриевич, - я зашел
извиниться...
- А, пустяки! Да я все знаю. Эх, голова горячая, да разве так дело
делается?! Нужно быть тактиком, Дмитрий Дмитриевич... Тактиком! Никогда не
нужно просить слишком много сразу и уж, во всяком случае, не обещать! Хотя
последнее не так уж страшно.
- О чем вы? - удивился Дмитрий Дмитриевич. - - Ну как же, слухом земля
полнится. А ты здорово подшутил! Говорят, ваш Пшеничный из любой идеи
отбивную котлету делал. Вот что, Дмитрий Дмитриевич, переходи ко мне, мы с
тобой таких дел наделаем!
- Но ведь я физик!
- Голубчик, у меня комплексные исследования... У меня уже есть биохимик,
он, правда, по образованию врач, но специализировался на биохимических
анализах; есть инженер-конструктор, мы с ним кое-что по инструментарию
делаем. Да я немедленно организую биофизическую лабораторию, немедленно! Иди
ко мне, Дмитрий Дмитриевич, да мы с тобой... Но раньше времени ни-ни...
Дипломат из тебя никакой!..
- Дипломат?
- Ну разве можно говорить о бессмертии? Пятьдесят, сто лет сверх средней
нормы...
- А если пятьсот? - едва приметно улыбнулся Дмитрий Дмитриевич. - Не сто,
а пятьсот лет сверх средней нормы...
- Ну нельзя же быть ребенком, Дмитрий Дмитриевич! Разве это ваше
бессмертие - не прием, не шутка? Вы что-то нашли в отношении борьбы со
старостью, что-то нашли и решили взять быка за рога... Но не отбивайте хлеб
у религии, оставьте ей эти "вечные" вопросы.
- Что ж, тем хуже для религии, да ей и не привыкать. Наука давно
растворила бога-творца в своих пробирках, дотла сожгла его в огне
электрической дуги, а человек только выиграл.
Борис Федорович задумался. Было видно, что он все-таки утомлен операцией.
С наслаждением вдыхая влажный, прохладный воздух, пахнувший из открытого
окна, он заговорил спокойно и задушевно:
- Я ведь сам иногда размышляю, Дмитрий Дмитриевич... Медик ведь атеист по
самой сущности своей профессии. Вырвать у костлявой жизнь человека,
вмешаться в его судьбу, сказать: "Будешь жить!" - тогда, когда еще так
недавно был бессилен что-либо сделать, - это все несовместимо с религией...
Но иногда появляется что-то напоминающее... Трудно подыскать слово...
Напоминающее какую-то веру, но научную. Вы понимаете, что я хочу сказать?
Иной раз задумываешься над каким-то явлением, казалось бы, лишним, ненужным,
а на деле потом, иногда через десятки лет, после новых исследований и
открытий все проясняется... Так вот, оказывается, для чего природа снабдила
человеческий организм, казалось бы, совсем ненужной группой клеток, так вот
зачем человеку тот или иной механизм, та или иная реакция!.. Это не мистика,
но нет-нет да и придет в голову, до чего же все целесообразно устроено...
Ведь должна же быть какая-то вера, черт возьми!
- Так, значит, имеют смысл и свое назначение и смерть, и войны, и голод,
и...
- Что вы, что вы! Все в одну кучу валите!
- А как же иначе? Если все является необходимым, предопределенным,
записанным в какую-то книгу судеб, то смирись, гордый человек?! Да? Я вас
разочарую: книги судеб нет!
- Вы так разгорячились, Дмитрий Дмитриевич, что я подозреваю наличие веры
во что-то у вас самого, и веры фанатичной...
- У меня не вера, у меня уверенность...
- Уверенность?
- Уверенность в том, что природа не знает ни своих сил, ни сил
человечества, уверенность в том, что любой вопрос, который волнует
человечество, будет решен, и за ним придут сотни новых задач и вопросов и
они также будут обязательно решены.
- Простите, Дмитрий Дмитриевич, но в это верит любой пионер. Да, да...
Мой сын, во всяком случае.
- А это уже победа, Борис Федорович, и как бы было хорошо нынешним
пионерам пронести эту уверенность через всю жизнь! Мы сами строим ежечасно,
ежесекундно судьбу человечества, судьбу Вселенной... И когда я столкнулся с
Человеком, поверил...
- С человеком?
- Да, я забыл перед вами извиниться... Тот больной, который был у вас,
вы, конечно, имели из-за него. кучу неприятностей...
- Больной! - В голосе Бориса Федоровича зазвучали непонятные нотки. - Я
не хочу об этом говорить. Я врач, медик; мой удел - живое. Будем говорить о
живом.
- О живом?
- Ах вот как? Вы еще и прикидываетесь?
- Прикидываюсь?! Объяснитесь! Человек принес нам бессмертие...
- Бессмертие? - Борис Федорович рассмеялся. - Полно, Дмитрий Дмитриевич,
не валяйте дурака! Бессмертие! Ваш Человек, конечно, бессмертен. Бессмертен,
как камень!
- Камень?!
Борис Федорович пожал плечами и ушел, а Дмитрий Дмитриевич все еще
растерянно стоял в коридоре. Какое-то чувство подсказывало ему, что в словах
Бориса Федоровича была глубокая, пока скрытая от него правда. Чьи-то шаги
раздались в коридоре. К Дмитрию Дмитриевичу подошел человек в белом халате.
- Я рентгенолог, - сказал он. - Здравствуйте, меня прислал Борис
Федорович... Вы, кажется, физик? Вот, не угодно ли рентгенограмму. -
Григорий Матвеевич вынул из конверта темный прямоугольник пленки. - Ничего
не понимаю, - сказал Дмитрий Дмитриевич. - Разве вы не в курсе дела? - Я
сказал Борису Федоровичу, что Человек... - Ах, Человек!.. Понимаете ли,
Борис Федорович навел у него целый ряд отклонений от нормы... Какая-то игра
природы, так нам всем вначале показалось... Стоял вопрос лишь о том, чем
вызваны подобные изменения. Какое-либо заболевание, или мы имеем дело с
прирожденными аномалиями. Мы. попытались сделать снимок. Два раза подносили
к трубке, но, едва больной - ваш Человек, как вы его называете, -
приближался, начинался разряд, будто в результате сильной ионизации. Мы
вначале думали, что осталась поверхностная проводимость на цилиндре трубки.
Протерли спиртом - опять та же картина... Кассету я ему подложил под голову,
но могу гарантировать, что под лучом она не была ни секунды, потому что
трубка не держала и тридцати киловольт. Про кассету я забыл, совсем забыл,
но мой лаборант, человек очень внимательный, проявил и ту пленку, что была
под его головой. Вот эта пленка, вы ее держите.
Они прошли в рентгеновский кабинет, и Дмитрий Дмитриевич, наложив пленку
на ярко освещенное матовое стекло, взял из рук рентгенолога лупу.
- Смотрите, смотрите, вы физик и сразу все поймете. Я, вообще говоря,
думал, что вам все известно, а Борис Федорович и сейчас так думает.
"Подшутил надо мной Дмитрий Дмитриевич, говорит, а я еще консилиумы
устраивал..."
Дмитрий Дмитриевич всмотрелся в поверхность пленки. В трех ее местах были
крупные черные звезды с бледными пятнами посередине, а между ними - сеть
тонких темных линий с какими-то шарообразными узелками... Через лупу было
видно, что от каждого такого узелка отходят вс„ новые и новые, еще более
тонкие нити.
- Фотография в его собственном излучении, - сказал Дмитрий Дмитриевич.
- И излучении, обладающем большой проникающей способностью, что-нибудь
вроде гамма-лучей.
- Вот почему он вызывал ионизацию вокруг рентгеновской трубки... Но
позвольте! - вскричал Дмитрий Дмитриевич. - Ведь это радиомонтаж!..
- Теперь вам понятна реакция Бориса Федоровича? Он лечит, ищет,
волнуется, беспокоит очень занятых людей, а это нечеловек, это НЕ ЧЕЛОВЕК...
- Я не знал... Так это нечеловек!!! - Дмитрий Дмитриевич выбежал из
кабинета, побежал через вестибюль. - Все ложь! - повторял он. - Нет
бессмертия, и нет Человека! Есть кукла, манекен, робот!!!
АНТИХРИСТ СЕРАФИМА ЯКОВЛЕВИЧА
- Ну и ругался же, Борис Федорович, - говорил Серафим Яковлевич, - ну и
ругался же... Одно, говорит, спасение, что ни имени, ни фамилии, ни самой
болезни у них не значится... Ну и задаст же он Дмитрию Дмитриевичу...
Чем ближе они подходили к дому, тем больше отставал Коля от Человека и
Серафима Яковлевича. Еще с тех пор, когда Человек был в клинике, Коля не
виделся с Леной, и сейчас он и хотел и боялся встречи.
- Пришли, - сказал Серафим Яковлевич. - Вот он, мой дом.
Две большие сосны росли у калитки, сам дом был в глубине участка. Серафим
Яковлевич перекинул, через забор руку, сдернул щеколду и, не открывая
калитки, громко крикнул:
- Лена! Леночка! Как Ласточка, привязана? - Странное имя для собаки, -
сказал Коля. - Ласточка...
- Собака... - усмехнулся Серафим Яковлевич. - Это у меня не собака, а
универсальная тварь....Лена, как Ласточка? - снова закричал он.
- Ласточка привязана, - донесся голос Лены. - Иди, бойся!
- Гости, гости какие у нас, Леночка! - говорил Серафим Яковлевич,
осторожно пробираясь по посыпанной золой дорожке. - Да ты привязала ее,
Леночка? На террасе зажегся свет, и Коля с замирающим сердцем поднялся по
ступенькам и, протягивая руку, сказал:
- Здравствуй, Лена. Ты меня не забыла?
- Что ты? Как я могла забыть светило науки?!
- Ленка, перестань, - строго сказал Серафим Яковлевич. Он явно осмелел,
когда очутился на террасе. - Чаю давай нам, готовь нам чай...
- Сейчас, - ответила Лена и ушла на кухню. Коля увязался за ней. Лена
достала стаканы,, включила электрический чайник, а Коля все еще не решался
заговорить.
- Помой руки и нарежь хлеб, - сказала Лена. Коля покорно пошел к
умывальнику.
- Понимаешь, Лена, мне осталась одна "пятерка"... Я, понимаешь, сдаю
экзамены в самый интересный институт. Я буду физиком, теперь я совершенно
уверен в этом. Остался последний экзамен - физика, а по физике я никогда
меньше "пяти" не имел. И все!
- Не брызгайся, вот возьми полотенце... Хлеб в кастрюле...
- Лена! Ты знаешь?.. У нас в классе было восемнадцать девочек, а в
соседнем еще больше...
- Ровней, ровней режь хлеб. И что же?
- Из них никто, ни одна так не нравилась, как ты... - Ты мне тоже очень
нравишься, Коля.
- Лена!
- Что, Коля?
Коля проглотил комок в горле, зажмурился и сказал:
- Лена, я... я тебя люблю...
- Я тоже очень тебя люблю... Вот ключ, открой, пожалуйста, банку.
Коля озадаченно посмотрел на нее:
- Лена?!
- Да, да, я тебя тоже очень люблю...
- Так нам нужно пожениться!
- Ну конечно, а как же иначе...
- Ты смеешься надо мной!
- Совершенно не смеюсь. - Лена вручила Коле поднос и, подперев щеку
рукой, грустно сказала: - Я ведь тоже много думала... И кто меня замуж
возьмет, кому я нужна? Может, иной раз думаю, найдется какой-нибудь дурачок,
а тут, гляди, физик!..
- Лена!!!
- Иди, иди вперед. Смотри-ка, уже покрикивает.
- Ты мне не веришь?
- Ты сам себе не веришь. Разве может такой солидный человек,
специалист... Осторожней - поднос! - Лена быстро подхватила поднос и
отобрала его у Коли.
- Тогда вот что, пойдем в кино, - предложил Коля.
- Хоть на край света! Но в кино... не знаю... поздно уже...
Они вышли на террасу. По всему было видно, что летом жизнь дома
переносилась сюда. Сюда был вынесен обеденный стол, здесь же в углу стояли
сложенные раскладушки. Серафима Яковлевича не было.
- Входи, входи, уважаемый, - донесся из сада его голос.
По ступеням террасы поднялся мужчина со страшными шрамами на лице. За ним
поднимался Серафим Яковлевич.
- Вот он, охотничек-то, - говорил он, словно хвастаясь. - Вот все и
собрались. - вся палата, и все живы и здоровы.
Охотник поправил своей единственной рукой пиджак, сползавший с правого
плеча, и молча сел за стол. Серафим Яковлевич повозился у шкафчика красного
дерева, покряхтел, поставил на стол графин с какой-то зеленоватой жидкостью.
- А мне этого нельзя, - сказал Коля, показывая на графин. - У меня завтра
экзамен...
- Одна рюмочка не помешает, смелей будешь... Да, дорогие мои гости,
унесли мы, можно сказать, ноги. С выздоровлением!
Все выпили. Охотник - с наслаждением, смакуя; Коля - с гримасой
отвращения; Человек, как и обычно за столом, попросту плеснул в рот
содержимое рюмки и с какой-то недоброй усмешкой посмотрел на жадно
закусывающего Серафима Яковлевича.
- Позвольте за вами поухаживать, - сказала Лена и положила Коле на
тарелку кусок холодца.
- Вот, пожалуйста, - заговорил Серафим Яковлевич, вытирая рот бумажной
салфеткой, - пожалуйста. Девушка за парнем ухаживает. Да когда это было
такое?! В наше время вокруг иной барышни хвост кавалеров был. По шесть, семь
лет за ней ухаживали, да все тонко, обходительно так, а теперь? Раз - в
кино, два - в загс, и, глядишь, - семья! "Обеспечьте нас, пожалуйста,
площадью, мы семья"... Да что говорить, давайте еще по одной...
- Мне не нужно наливать, - быстро сказал Коля, прикрывая рюмку рукой.
- Неволить не буду, - ответил Серафим Яковлевич, чокаясь с охотником и
Человеком.
- Чтоб была не последней, - глуховато и не совсем разборчиво сказал
охотник.
- Последняя, не последняя, а конец близок, как ни взгляни. Раньше как?
Бог видит, бог все видит, от него не спрячешься! А сейчас? Ничего не
боятся... Вот, к примеру, ты, Коля. Ты чего-нибудь боишься?
- Я? - удивился Коля. - А чего мне бояться?
- А бога?
- Я в него не верю...
- Так, а милицию ты боишься?
- Нет, совсем нет, а что?
- Погоди - Бога не боишься, милицию тоже не боишься; так тебе море по
колено: что левая пята захочет, то и будешь делать?! Понравилась тебе вещь
какая, что тебя остановит? Или убить кого захочешь...
- Я милицию не боюсь, потому что я делать ничего такого не собираюсь. Ни
воровать, ни убивать. И пример ваш неудачный. Ради вещи? Да нет такой вещи,
ради которой я на воровство пошел бы.
- Как так? Ну, если там золото или камни драгоценные, мануфактура
какая... Ну, раньше тот, кто в бога не верит, - возьмет, а тот, в котором
страх божий имеется, - не возьмет.
- А я не возьму. Нет, Серафим Яковлевич, не возьму. Ну скажите, зачем'
мне это золото? Другое дело, если оно ничейное, так его нужно государству
отдать, оно на него завод построит, или школу, или институт. Да и раньше
страх этот ваш божий побеждали. И грабили, и убивали, и все было,
- Ты это брось, это неправда!
- Да, неправда, а Ленский расстрел? А Девятое января? Сколько там царь
народу убил? Что же он был, неверующий? Да сколько других кровопийц было...
Легко что-то и часто страх божий забывался... Да весь наш класс возьмите -
никому ваше золото не нужно! Мануфактура...
- Дед, - вмешалась Лена. - Тебя послушать, так религия все на свете
изобрела. И любовь, и верность, и честность...
- Правильно, правильно! - обрадовался Коля. - . Так и выходит.
- Страшные вещи вы говорите, страшные. И будет, будет за это наказание...
Придет на землю Антихрист;
близко время - не за горами...
- Дед, постой, это же глупости, как же ты веришь?
- Верю я, верю! Да когда же это было, чтоб чужой удаче радовались? Чтобы
чужому помогали? Сами не везде концы с концами сводим, а где у кого заболит,
там мы со своей кашей: нате, возьмите, не жалко... Наводнение, голод, мор,
пожар - всюду мы тут как тут...
- Вот вам и справедливость, а я тут слушал вас, - сказал Коля. - Только
себе, да за пазуху...
- Кто такой Антихрист? - спросил Человек.
- Антихрист? Трудно сказать... Человек он, это доподлинно известно, и
будет чудеса творить, в общем, к концу света он и появится. Бог его за грехи
наши на нас пошлет, и никто ничего с ним сделать не сможет. Еще по рюмочке,
мужички, давайте. Так ты, значит, охотничек, к своим возвращаешься? И чем же
заниматься надумал?
Охотник молча положил к себе на колени ружье, с которым пришел Серафим
Яковлевич, и, упираясь в ствол локтем, а в приклад культей, спрятанной в
рукаве пиджака, переломил его.
- .Дай патрон, - сказал он.
Лена вытащила из патронташа новенький с блестящей шляпкой патрон и
протянула его охотнику. Тот тщательно вогнал его в ствол.
- Пойдем, посмотришь, - усмехнулся он. Они вошли во двор. Прозвенел
трамвай, осветив две высокие сосны возле калитки. За трамвайной линией домов
не было. Сонная ворона сидела на сосне; она была хорошо видна на фоне
освещенного городом неба. Охотник вскинул левую руку с ружьем и выстрелил.
Ворона,. роняя перья, рухнула вниз.
- Вот так будешь стрелять, тебе внучка спасибо скажет, много дичи
набьешь, - сказал охотник.
- Ах, чтоб тебя разорвало! - Серафим Яковлевич, смеясь, толкнул охотника
в грудь. - Так вот для чего ты табуретку левой рукой по часу на весу держал!
Так знаешь что? Так я тебе это самое ружьишко... подарю, вот что! Бери,
вчера только купил.
Охотник прижал ружье к груди, поклонился.
- Спасибо... большое спасибо. Помнить буду. Однако не возьму, на зверя не
подойдет... Спасибо.
- Ладно, ладно - Серафим Яковлевич махнул рукой. - Владей!
Лена засмеялась:
- Правильно, дед. Какой уж из тебя охотник... С коровой справиться не
можешь!
- С Ласточкой? - спросил Коля.
- Свирепая корова, - оправдываясь, сказал Серафим Яковлевич. - Поверишь,
как теленка у нее отняли, никого близко к себе не подпускает. Чисто собака
цепная. Только Ленку и слушается...
- Вот вышел дед раз во двор... - Лена вздохнула. - А она и разыгралась...
- Хватит! - Серафим Яковлевич стукнул кулаком по столу. - Ступай чай
неси, балаболка! Корова, правда, что надо. Вот так я и в больницу попал.
Они вновь сели за стол. Лена принесла кипящий чайник.
- Поживем и с Ласточкой, - сказал Серафим Яковлевич. - Все равно конец
света близок.
- Не будет, никогда не будет конца света, - замотал головой Коля. - Да и
как это - конец?
- Ну, все провалимся в тартарары - подпол, значит, - объяснил Серафим
Яковлевич.
- Опять заводишь, дед? - сказала Лена.
- Да, всему конец, сгорим или вот солнце погаснет!
- А мы новое солнце зажжем, - сказал Коля, - новое.
- Это ты оставь, а то у меня терпению тоже конец подойдет.
- Почему? Те реакции, которые идут на Солнце, - . термоядерные реакции...
- "Реакции, реакции, реакции"!.. Тьфу! Возомнили! Вот в этом все дело!
Возомнили себя в силе бога! Летаете там - летайте, я сам вот телевизор под
икону поставил, на самом святом месте. Стрелы огненные освоили - ладно! Но
что богово - то богово! Я до сих пор помалкивал, а теперь взбунтуюсь!
- А ведь бог. терпенья просит, - тихо сказала Лена.
- Смеетесь над стариком, смеетесь! Ишь, солнце зажигать! Бог создал Землю
и Солнце, Луну и звезды, бог один, он же в судный день все и погасит.
- Конца света не будет, я в этом давно разобрался, - сказал Коля. - Мы
умрем, наши дети будут жить...
- Коля! - удивленно сказал Человек. - Ты что, забыл?
- Ах да, правда, я сам-то не умру, да это к делу не относится.
- Не умрешь? - Серафим Яковлевич опешил. - Да как же так?
- Меня Человек ради науки сделал бессмертным.
- Уважаемый! А я как же? - обратился Серафим Яковлевич к Человеку. - Ты и
меня бы по дружбе, а?
- Так конец света все равно идет. Зачем вам? - спросил Коля.
- Замолчи ты, Антихрист! - с сердцем сказал Серафим Яковлевич. -
Антихрист... - повторил он, внимательно посмотрев на Человека. -
Антихрист...
- Антихрист... - твердо повторил Человек, положив руку на чайник с
кипятком.
- Спаси и помилуй! - закричал Серафим Яковлевич и упал перед ним на
колени.
- Дед, перестань кривляться! - сердито сказала Лена.
Человек посмотрел на нее долгим, пристальным взглядом.
ЭЛЕКТРОНЫ ИЛИ КРОВЬ?
Дмитрий Дмитриевич, перепрыгивая через ступеньки, поднялся на третий
этаж, прислушался: в квартире было тихо - ни Коля, ни Человек еще не
вернулись. Он отпер дверь и прошел в кабинет.
"Может быть, в его мире природа пошла не по тому пути, что у нас? - думал
он. - В конце концов, то, что делает техника, очень близко и по задачам и по
выполнению к тому, что создает природа... Но тогда, несомненно, и формы были
бы другими. Почему он так похож на человека? Руки, голова, рот - зачем ему
они? У нас - обезьяноподобные предки... Спокойней, спокойней...
Следовательно, это настоящая кукла, механическая кукла, сделанная человеком,
людьми какими-то, где-то... Кукла, получившая возможность мыслить, говорить,
действовать... Мыслить! Головой, где нет и на чайную ложку мозга! И для
чего? Для чего человек? Кому он нужен? Почему ему придана форма человека?
Именно человека, а не кошки, собаки или попугая? Для чего? Вот, вот, для
того, чтобы мы все принимали этот манекен за человека, принимали его за
равного. А он весь, от головы до ног, - обман, один обман!.. Нужно
посоветоваться, обязательно посоветоваться... Но с кем? Может быть, с
Аркадием поговорить? В конце концов, не укажи он мне, куда упал метеорит, я
не встретился бы с Колей и ничего не узнал бы... А давно я его не видел...
Он первый из нашего выпуска стал доктором наук... Еще бы, Аркадий - человек
железной логики..."
Дмитрий Дмитриевич набрал номер, чей-то женский голос спросил:
- Вам кого?
"Жена", - подумал Дмитрий Дмитриевич.
- Мне Аркадия, - сказал он.
- Аркадия Владимировича? - переспросил женский голос.
- Да, Владимировича.
Дмитрий Дмитриевич услышал: "Аркадий, тебя кто-то спрашивает".
- Слушаю вас, - раздался голос Аркадия. (По голосу чувствовалось, что он
что-то жует.)
- Это я, Дмитрий Михантьев.
- А-а! Димка! Здоров, здоров! Слушай, чего ты ко мне не заходишь? Да, как
тебе помогли тогда мои результаты? Мне, вообще говоря, чуть не влетело из-за
тебя. Я, понимаешь ли, думал, что по тем данным, которые ты мне тогда
сообщил, будет очень легко рассчитать место падения. Пришел на работу
пораньше и вместо контроля пустил нашу машину с твоими данными. Смотрю через
час ответ, координаты и скорость. Прикинул по карте. Везет, думаю, Димке,
совсем близко возле Москвы упал. А как глянул на скорость - что, думаю, за
чертовщина, скорость-то необыкновенная: сто двадцать километров в секунду!
Ну, пусть уж пятьдесят километров, а то больше ста... Тогда, уже в рабочее
время, я еще раз запустил машину на тех же данных, и опять то же самое. Ты
что-нибудь нашел? Скорее всего, метеорит на такой скорости сгорел в полете.
- И нашел и не нашел... Спасибо тебе, но мне опять нужна твоя помощь.
- К сожалению, придется подождать. Та машина,;
на которой я вел для тебя расчет, сейчас уже сдана, запакована и отослана
на Урал. Вот через несколько дней будет пробный запуск второй машины, она
будет описана в докладах Академии наук. Мы назвали ее "Копье". Красавица
машина, устройство памяти пьезоэлектрическое, а не магнитное, и целый ряд
цепей выполнен с применением полупроводников. Электронные лампочки
выбрасываем понемногу...
- Что-то медленно у вас дело идет. Ну ладно... Скажи, Аркадий, на много
уменьшаются габариты счетной машины после замены радиоламп на
полупроводниковые устройства?
- Раз в пять-шесть. Это уже сейчас. Есть некоторые перспективы уменьшить
еще значительнее. Можно представить полупроводниковый элемент, выращенный
химическим путем и имеющий размеры не с горошинку или с боб, а с булавочную
головку, причем ожидается, что свойства таких элементов будут очень
стандартны.
- Это усложнит монтажные работы. Ведь трудно будет соединять такие
маленькие детали.
- Нет-нет, Дмитрий. Контроль за сборкой тоже можно передать машине с
электронносчетным устройством. В принципе мы можем передать машине любую
человеческую функцию по управлению процессом, если, конечно, выработана
программа действий, если можно разработать инструкцию того, что должна
делать машина. А процесс сборки - сравнительно простая операция, так как
любая электрическая цепь может быть представлена в виде чередующихся
последовательных и параллельных сопротивлений, конденсаторов,
полупроводниковых элементов; могут быть указаны режимы работы, законы
изменения токов и напряжений. Все реально... Слушай, Димка, ты чем-то
взволнован?
- Я тебя, кажется, оторвал от еды?
- А, пустяк, пустяк, для тебя я всегда готов. И потом, я уже все
проглотил. Так у тебя что-нибудь серьезное? С диссертацией? Я ведь после
защиты тебя и не видел, все по телефону и по телефону.
- Не в диссертации дело. Ты послушай, Аркадий-Вопрос очень тонкий...
Скажи мне, можно ли создать механизм, полностью подобный мыслящему
существу?
- Хм... Такой вопрос я не один раз слышал, мне ведь иногда приходится
читать популярные лекции. Это детство, Димка. У тебя всегда, не обижайся на
меня, был этакий уклончик... в инфантилизм, что ли...
- Погоди, Аркадий... Для меня этот вопрос очень важен.
- Ну, для тебя все важно. Ты всегда увлекался такими вещами, которыми
можно увлекаться только в студенческие годы. Это уж, видно, такой склад ума.
- Аркадий, пойми...
- Ну ладно, не буду. Так тебя интересует, можно ли создать мыслящий
агрегат? Так я тебя понимаю?
- Да, так.
- Можно. И если его .нет сегодня, то он будет создан завтра. Техника
вначале предоставляла человеку механизмы, выполняющие ту или иную работу.
Удлиняла его руку: кочерга, копье. Увеличивала его силу: рычаг, блок. Станки
для обработки металлов также представляют собой прежде всего исполняющие
механизмы. Но сейчас в технике появилась новая тенденция - тенденция
передавать в руки техники также и функции управления механизмами.
Действительно, скорости, ускорения, силы, которые ворвались в современную
технику, потребовали такую быстроту реакции, какую немыслимо требовать от
человека. Какая-нибудь современная ракета-перехватчик, идущая навстречу
реактивному истребителю, должна так быстро и точно менять свой курс, что ни
один пилот не в состоянии ею управлять. Это ты, конечно, знаешь. Ты знаешь
также, что машина может производить не только арифметические операции, но и
логические: играть в шахматы, переводить с одного языка на другой и так
далее; может обладать памятью на сотни слов. Ну, короче говоря, где же
граница между, возможностями человеческого мозга и возможностями электронной
техники? (Дмитрий Дмитриевич пододвинул к себе ногой стул и сел.) Что может
человек и чего не может машина? Такая граница есть, и очень резкая. Мы можем
сконструировать машину для любых логических и математических операций при
одном только условии: то, что должна делать машина, должно быть выработано
человеком в форме инструкции, программы. А человек, как ты знаешь, может сам
найти для себя программу. Конечно, если программа очень сложна, то для
выработки такой программы может быть опять-таки привлечена машина, но только
на определенном этапе, и машина не будет автономной, самостоятельной, она
только отразит определенное желание человека решить ту или иную задачу,
пусть очень сложную, непосильную для армии вычислителей, но задачу, заданную
ЧЕЛОВЕКОМ.
- Аркадий, меня интересует другое... Можно ли создать такую машину,
поведение которой было бы полностью подобно поведению человека? Пусть
несколько чудаковатого, но человека? Чтобы эта машина вошла в жизнь,
общалась с людьми и была принята за живое существо...
- Ах так? Ну, в виде такой игрушки, это даже забавно... Ты что же,
думаешь создать такой агрегат? Это не было бы особенно сложным. Видишь ли,
если в средние века были сделаны знаменитые андроиды... помнишь,
швейцарскими часовщиками? И эти автоматы могли красиво писать несколько
слов, посыпать написанное песком и даже рисовать. В наше же время, когда
вместо зубчатых колесиков и червячных передач мы можем применить электронику
и электромагнитные приспособления, вполне мыслима такая игрушка, которая
сможет заменить банк с его сотнями служащих или которая сможет давать ответы
на любые вопросы, справляясь с энциклопедией.